Когда-то в начале 2000-х на российском телевидении была передача под названием “Гордон”. Шла она поздно ночью. В гости к ведущему Александру Гордону приходили самые разные люди, в основном учёные, и… начинали говорить на непонятном для меня языке. Это был язык, на котором эти люди общались между собой в своём профессиональном сообществе, однако такому человеку как я, человеку извне, зачастую процентов 50% из того, о чем они рассказывали, было недоступно. По крайне мере с первого раза. Несмотря на то, что идея такой передачи по сути снобистская по отношению к зрителям, мне все эти разговоры ужасно нравились. Их было очень интересно слушать. Непонятно, но интересно. В первую очередь потому, что слушал я людей увлеченных, и в их рассказах была энергия, которая и заставляла вслушиваться в каждое слово, пытаясь не потерять нить и вникнуть в суть. Во всем этом процессе всегда была одна замечательная штука. В конце-концов, пробравшись через дебри непонятных слов и непривычных логических построений, я почти всегда испытывал сильный душевный подъем, как будто я сам только что открыл все это самостоятельно. И на какой-то миг эти эмоции отправляли меня в детство, когда я знал так мало, а вокруг было так много всего интересного.

Я хорошо понимаю это состояние сейчас, занимаясь фотографией. Все начиналось с того, что мне просто хотелось снимать красивые картинки. Мне нравились яркие цвета, мне нравились широкоугольные композиционные решения, мне нравился сумеречный свет. Я смотрел фотографии, которые меня вдохновляли, и я пытался разобраться, как они сняты, пытался что-то повторить. И когда у меня это получалось, я был счастлив. Однако, спустя какое-то время, эмоции от съемки начали притупляться. Бесконечное повторение небольшого количества освоенных приемов все дальше уводили куда-то в сторону технической безупречности и профессиональной отточенности, однако радости новых открытий уже не было. И тогда я решил вернуться на развилку. Туда, где я еще так мало умел технически, но так много получал от процесса. Мне хотелось снимать как-то иначе. Мне хотелось научиться смотреть на природу под другим углом. Не так, как я привык делать до этого. Не так, как я считал правильным. Для этого мне нужно было заставить себя снимать неправильно. И это оказалось очень сложным делом, потому что все мои отточенные рефлексы противились этому.

Тем не менее, у меня получалось. Я открывал для себя новых фотографов, которых раньше не знал или не понимал. Я пробовал снимать так, как это делают они. Я шел наугад, пробираясь сквозь дебри штампов и неудач. Однако, я снова был живым и мне доставлял удовольствие весь процесс целиком. И в какой-то момент я, вдруг, понял, что теперь я умею что-то новое, чего не умел раньше. И что теперь я стал творчески более гибок. В одном и том же месте я вижу больше возможностей, чем я был способен видеть раньше. И что чем больше таких возможностей есть у меня в арсенале, тем меньше вероятность того, что я опять уйду на развилке куда-то не туда, и что мне снова станет скучно. Время от времени, я снова заставляю себя снимать неправильно. Чем больше я умею, тем сложнее убедить себя, что мне это нужно. Тем не менее, договориться с собой всегда получается, потому что я точно знаю, что это работает. Чем больше я умею, тем точнее мне удается передать те ощущения, которые я испытываю во время съемок, тем менее формализованы мои собственные ожидания от того, что я увижу и что буду снимать. Все это делает меня все более и более свободным человеком. И это прекрасное ощущение.

Меня многие хвалят за мои фотографии. Мне приятно знать, что мои работы нравятся кому-то еще. И таких людей очень много, несколько тысяч. Все это, если честно, не укладывается в голове, потому что когда я снимаю, я делаю фотографии для себя. Когда я пишу, я размышляю сам с собой. Все мое творчество – это диалоги с самим собой и истории про меня самого. А потом, вдруг, оказывается, что все это идет в народ и есть много абсолютно незнакомых мне людей, для которых многое из того что я делаю становится не менее важным, чем для меня самого. Это чудо, это наполняет мою жизнь смыслом и я становлюсь счастливым. Хочется брать в руки камеру, продолжать снимать. И, конечно, иногда стараться делать это неправильно.